— Этого не может быть, — возразила Элеонора и нахмурилась. — Не было и намека…

— Нет, не было. В том смысле, в каком вы думаете. Но контраст между его джентльменским отношением к вам и манерой обращения со мной бросается в глаза. По крайней мере до эпизода с Луисом. Сам же эпизод убедил его, что вы не так невинны, как кажетесь, и даже само ваше присутствие осложнило мою жизнь.

Элеонора посмотрела на генерала, стоявшего в отдалении. Никакой опасности, что кто-то услышит их разговор, не было, музыка заглушала слова, они стояли в алькове, возле горшков с растениями.

— Более того, — продолжала Нинья Мария, — вы поставили на колени несгибаемого Железного Солдата, он ходит за вами, как все влюбленные мечтатели. Мои друзья, до того как вы появились на сцене, полагали, что я их несколько развлеку, пробив броню этого человека. И я обещала сделать это. Так что, сами понимаете, у меня мало оснований любить вас.

— Вы хотите сказать, что вы собирались…

— Соблазнить. Это слово вы искали? — Женщина горько усмехнулась, прежде чем продолжить:

— Конечно, кто больше подходит для этого, чем загадочный полковник Фаррелл?

— А как же генерал?..

Нинья Мария пожала плечами, слегка прикрытыми бордово-черным платьем, отделанным парчой.

— Генерал — человек власти, и меня это возбуждает. Но сейчас, как вы, может, догадались, моя связь с ним — политика, а не выбор. И поэтому нет ничего дурного в том, чтобы развлечься, когда его нет рядом или он слишком занят.

Она говорила и смотрела на певца, прищурив глаза и улыбаясь. Затем повернулась к Элеоноре.

— Но неважно. Сейчас нам бессмысленно ссориться. Мы квиты, как сказали бы фалангисты после гондурасского эпизода. Позвольте мне поздравить вас с решением присоединиться к партии, которая в конце концов победит в Никарагуа, и заодно поблагодарить за ваши старания. Вам, вероятно, будет интересно узнать, что президент Ривас бежал и теперь находится в Чинандеге, где он создал правительство в изгнании. Он установил связи с властями Сальвадора и Гватемалы, чтобы объединить усилия для выдворения американских захватчиков.

— Ну, поскольку у нас откровенный разговор, — перебила Элеонора, — я хочу сказать, что президент Ривас меня совершенно не интересует.

— Понятно. Тогда вы, наверное, счастливы, что избран генерал. — Элеонора улыбнулась, и Нинья Мария продолжила:

— Ну, с такой искренностью в своих симпатиях вам будет нетрудно выяснить дату инаугурации.

— Так здесь не должно быть никаких проблем, — повернулась к ней Элеонора. — Все плакаты, все деревья Гранады будут пестреть этой датой.

— Вы ошибаетесь, — холодно сказала Нинья Мария. — Угроза для жизни генерала существует. Во всяком случае, в окно подброшена записка, как часто практикуется в отношении общественных деятелей. Но генерал относится к этому серьезно.

— Но вас же он не подозревает? — Элеонора опустила ресницы, чтобы скрыть иронию в голосе. Нахмурившись, Нинья Мария сказала:

— Конечно, генерал не доверяет никому, кроме полковников Фаррелла и Генри. И я оказалась бы вне подозрений, не случись одного эпизода. Уильям не забыл, что из-за моей горничной в наши апартаменты прокрался человек. Недоразумение, конечно, но он не верит, что такого больше не случится.

— Глупо с его стороны, — проговорила Элеонора.

— В конце концов с этим человеком можно покончить, не прибегая к помощи наемного убийцы, — сказала Нинья Мария тоном оскорбленной гордости. — Я хочу знать дату инаугурации лично для себя. У меня много дел перед церемонией, и мне надо знать, сколько дней в запасе, чтобы приготовиться к балу. Заказанная пиротехника должна прибыть вовремя. Ну если вы не хотите выяснить это для меня, то вы можете сделать это для майора Кроуфорда. Я уверена, что вы узнаете все, что он попросит, и, таким образом, выполните и мою просьбу. — Нинья Мария отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

Элеонора не обратила на это внимания.

— Но Грант может и не сказать то, что вы хотите знать.

— Я уверена, вы найдете способ преодолеть это препятствие, — сказала Нинья Мария. Потом резко повернулась:

— Это очаровательное платье. Оно вам очень идет. Иначе и быть не могло. Моя портниха всякий раз превосходит самое себя.

Ее портниха? Элеонора почувствовала, как сдавило грудь. Если Нинья Мария приложила руку к выбору платья, она больше никогда его не наденет, она разорвет его в клочья и бросит в лицо Гранту. Как он осмелился рассказать о ее трудностях с гардеробом этой ведьме? Как осмелился взывать к жалости и сочувствию Ниньи Марии?

Элеонора сцепила руки перед собой, отыскивая широкоплечую фигуру Гранта. Ее сердце заныло, когда она увидела, что он стоит, склонившись к невзрачной блондинке в бледно-розовом атласе, как ей показалось — дочери помощника американского министра. Свет лампы оттенял его иссиня-черные волосы, сверкал на золоте шелка эполет. Хотя она хорошо знала его, отсюда он казался необыкновенно красивым незнакомцем. И она была потрясена, когда почувствовала, как мало знает о его мыслях и чаяниях.

В этот миг Грант поднял глаза и улыбнулся. Ее внимание отвлек испанский гитарист, допевавший последний куплет. Раздались аплодисменты. Грант что-то сказал, видимо, извинился перед своей дамой, и начал пробираться к ней через проход.

Но Элеоноре не хотелось, чтобы он нашел ее одну. Когда майор Невилл Кроуфорд проходил мимо, она незаметно кивнула ему, подзывая. Он подошел очень грациозно и краем глаза тоже увидел приближение Гранта.

Кроуфорд проявил большую проницательность, чем она ожидала. Склонившись к ней, он спросил:

— Что вы задумали, дорогая Элеонора?

Времени для ответа не осталось, Грант холодно кивнул Невиллу и обратился к ней:

— Ты готова идти? — Он взял ее под руку.

— Да, — ответила она с вызовом, — как только оттанцую вальс с майором Кроуфордом, который ему обещала.

Рука Гранта напряглась.

— В другой раз, — проговорил он скованно. — Я уверен, майор Кроуфорд извинит.

Невилл сразу же отступил назад. В его глазах, которые он перевел с Гранта на Элеонору, почувствовалась хорошо скрываемая зависть.

Они элегантно распрощались, и Грант, отшучиваясь, отказался от приглашения друзей-офицеров продолжить вечер, спокойно снося насмешки в свой адрес.

Когда они вышли через парадные двери, Грант отдал честь охранникам, и его голос прозвучал бесстрастно, когда он обратился к Элеоноре:

— Похоже, ты очень сдружилась с Кроуфордом.

— Он был добр ко мне в Гондурасе, когда я вышла из тюрьмы и мы вместе плыли на корабле, — ответила она холодно.

— Но ты и раньше его знала.